Жорж Сера: Toчкa отсчета. Страница 1
1 - 2 - 3
|
Погожим осенним днем 1889 года Жорж Сера бродил по парижским бульварам, дымя любимой пеньковой трубкой, и обдумывал замысел новой картины. Углубившись в размышления, он даже не заметил, как оказался в переулке Элизе-де-Боз-Ар.
|
|
Жорж Сера
|
Художник поднялся по ступенькам дома № 39, где снимал квартиру, и остановился, вытряхивая трубку. Мадлен терпеть не может запаха его табака, тем более сейчас, когда она ждет ребенка. Его ребенка! Жорж улыбнулся в усы. И вдруг из подъезда с воплем: «На помощь! Убивают!» вылетела танцовщица Коксинель. Художник сунул трубку в карман и вбежал в свою квартиру В прихожей на стареньком вытертом коврике лежала скорчившись товарка Коксинель по кабаре «Элизе-Монмартр» Ла Узард. На скуле девушки алела кровь.
Жорж в полнейшем недоумении застыл па месте. Вчера он позвал танцовщиц к себе в мастерскую — рисовать их в кабаре совершенно невозможно: освещение плохое, пахнет дурно и от сырости ноют руки. И до сих пор с его натурщицами ничего не случалось, что же стряслось сегодня? Может, в квартиру проникли грабители?! Но ведь здесь Мадлен!
— Мадлен! Мадлен! — перепуган но закричал Сера и бросился в кухню, затем в гостиную. Никого...
Явился, распутник! — рявкнула его ненаглядная, спускаясь по лесенке. Она остановилась, уперла руки в крутые бока и выпятила огромный живот.
— Ты в порядке, Мадлен? — спросил оторопевший Сера. — А что с Ла Узард? — он повернулся к лежавшей на коврике танцовщице.
— Так ты не отрицаешь, что знаком с этой гулящей девкой из «Элизе-Монмартр»? — Мадлен шагнула вниз, вздох пула и совершенно спокойно произнесла;
— Я ее с лестницы спустила... Да ты не переживай, сладкий! Оклемается...
— Не смей называть меня сладким! — взорвался Сера. — Это пошло! Глупо!
Он кинулся к лежащей Ла Узард. Девица открыла глаза и что-то нечленораздельно пробормотала.
|
На выставке Общества независимых художников критики назвали пейзажи Сера «антиживописной мешаниной»
|
Жорж принялся перед ней извиняться за себя и за Мадлен, совать деньги. Ла Узард недолго для вида повозмущалась, быстро пересчитала купюры и удалилась.
Все это время Мадлен не вымолвила ни слова. Только обиженно сопела, стоя на лестнице. Когда же танцовщица исчезла, выпалила:
— Так-то ты меня бережешь? Я женщина честная, а ты кого в дом приводишь?
Совершенно вымотанный происшедшим. Жорж опустился на ступеньку. Ну почему эта женщина постоянно чем-то недовольна? Разве не из-за нее он отказался от любимых пейзажей и взялся писать дурацкий канкан, надеясь, что за него больше заплатят? Сам-то он всю жизнь довольствовался старой пружинной кроватью да перепачканным красками покрывалом. Но беременной женщине нужны сытная еда, удобная кровать и мягкое одеяло. А на все это необходимы средства. Можно, конечно, попросить денег у родителей, но клянчить так унизительно... Нет, свою семью он обязан содержать сам!
Мадлен... Два года назад эта девушка, Мадлен Кноблох, посчитала бы за честь поступить в кордебалет самого захудалого кабаре, а теперь от танцовщиц «Элизе-Монмартр» нос воротит! Когда приехала в поисках лучшей доли из бельгийского Мозеля в Париж, готова была ухватиться за любую работу. Но как юная Мадлен была хороша! Такие пышные красавицы только на картинах Ренуара встречаются. Как тут устоять? И двадцативосьмилетний Сера не устоял...
|
Вся жизнь Сера ушла на поиск «верного разделения цвета и научно обоснованной манеры живописного письма»
|
В его годы художники Монмартра флиртуют напропалую, но Жорж был робок с женщинами и опыта общения с ними почти не имел. Да и откуда? Вся его жизнь ушла на поиск «верного разделения цвета и научно обоснованной манеры живописного письма». Именно такую задачу Сера поставил перед собой еще в пятнадцать лет. С тех пор юноша не только рисовал, но и изучал оптику, химию, физику. Мечтал даже познать науку о видимых и невидимых цветах спектра. Впрочем, пока он понял лишь то, что каждый оттенок состоит из различных цветовых точек, которые в сочетании друг с другом дают поразительные результаты. Собственно, Сера и живописью-то начал заниматься, чтобы наглядно проиллюстрировать свои теоретические изыскания. И даже создал собственный метод живописной техники — пуантилизм, начав рисовать отдельными точками.
Его новая манера произвела в Париже фурор. У двадцатичетырехлетнего живописца неожиданно появились ученики и последователи, в числе которых оказался даже знаменитый Камиль Писсарро. Критики, конечно, называли картины Сера мазней, официальные выставки Художественного салона его работы не принимали. Хотя нет, однажды взяли рисунок, где Жорж изобразил своего друга, Эдмо-на-Франсуа Аман-Жана, с которым учился в Школе изящных искусств. Сера послал этот рисунок вместе с другим, портретом матери, вышивающей скатерть. Рисунок так и назывался - «Вышивающая». Каково же было удивление Жоржа, когда под портретом Аман-Жана оказалась подпись: «Вышивающий». Друг потом месяц с ним не разговаривал...
— Что ты уселся па пыльную лестницу прямо в пальто? — недовольный голос Мадлен выдернул Сера из воспоминании. — Чистить-то потом мне! Хоть бы служанку нанял!
Жорж нехотя поднялся. Втолковывать Мадлен, что на служанку нет денег, дело пустое... Ей не объяснишь, что его мимолетная слава улетучилась как дым. За шесть лет парижане потеряли интерес к точке, пуантилизм окрестили скучным и пресным. Но что говорить об этом Мадлен — она никогда не интересовалась живописью... И как только они вообще могли сойтись — такие разные? Ее интересовала только она сама. В квартире вечно валяются разбросанные корсеты и сантиметры всех цветов радуги — Мадлен по десять раз на дню меряет талию, сверяясь с цифрами в модных журналах. Только узнав, что ждет ребенка, его ненаглядная немного охладела к ежедневным обмерам. Зато страсть к косметике удвоилась. Вчера опять набрала в долг несколько флаконов духов. А чем отдавать?! Мотовка!
|
Эдмон-Франсуа Аман-Жан, друг Сера, с которым он учился в Школе изящных искусств
|
Сера пошел на кухню, поставил на огонь чайники проворчал:
— Не заводись!
Мадлен тут же протиснулась в дверь и обиженно загудела:
— Ничем тебя не проймешь! Другие хоть тарелку об пол швырнут или выругаются, а у тебя ни сердца, ни чувств! Впрочем, — Мадлен презрительно поджала пухлые губки, — говорят, и твой папаша такой же, живет по строгому расписанию. В понедельник молится, вторник отводит для супружеских обязанностей, а в остальные дни жена его и не видит. Поди, тоже мечтаешь сбежать, бросив меня с ребенком?
Жорж ничего не ответил — что толку спорить с глупой женщиной? — и молча принялся резать хлеб.
— Ну что ты молчишь как сыч? — не унималась Мадлен. — Сижу весь день одна, потом ты приходишь и молчишь. Работаешь и молчишь... Знаешь, как тебя называют? Бездушной машиной, рисующей точками!
Хлебный нож сорвался прямо на палец Сера. Он чертыхнулся и замотал порез носовым платком.
— Кто называет?
Мадлен мстительно хмыкнула:
— Твои верные друзья — Аман-Жан и Эрнест Лоран!
...Ровно десять лет назад он, Аман-Жан и Лоран, тогда совсем юные, но дерзко уверенные в своих талантах живописцы, в знак протеста прочив академической живописи ушли из Школы изящных искусств, сняли в складчину мастерскую — сарай на улице Арбалет — и взялись за ее благоустройство. Но выросшие в обеспеченных семьях, они ничего толком не умели. Сначала Лоран вызвался мыть пол и занозил палец. За ним Аман-Жан, вбивая в стену гвоздь, заехал молотком по руке. Следующей жертвой стал Сера. Чистя шпателем скамейку, он сильно порезался. На другой день рука плохо держала кисть: на полотне выходили не широкие мазки, а точки. Не в тот ли день родилась его новая манера живописи?
1 - 2 - 3
 13. Женщина за вязаньем. |  Женщина за вязаньем (Жорж Сёра) |  12. Женщина под зонтиком. |