Творчество Сера начиная с 1880-х годов. Страница 3
1 - 2 - 3
В картине «Мыс дю Ок» рябь волн, игра световых бликов на поверхности скалы переданы мельчайшими, точечными мазками разных тонов — зеленых, желтых, лиловых, — перемежающимися друг с другом. По возвращении в Париж: Сёра переписал в этой же манере свою большую композицию — «Гранд-Жатт».
В ней отразилось стремление художника слить ренессансную традицию не только с сюжетом из современной жизни, но и с современной художественной манерой. Персонажи первого плана — господин с обезьянкой и дама в платье с турнюром, который придает почти гротесковый характер силуэту фигуры в профиль, — заимствованы из модных журналов эпохи, а обезьянка напоминает рисунок Пизанелло из коллекции Валларди в Лувре. Многие из фигур Сёра «выверяет натурой», помещая их в разных крокетонах по отдельности на фоне одного и того же пустынного пейзажа Гранд-Жатт: берега с деревьями, глухой тенью на первом плане и гладью реки слева от зрителя.
В конце 1884 года на выставке Независимых в Павильоне Парижской ратуши Сёра показал эскиз композиции «Гранд-Жатт» под названием «Группа фигур и лодки». В настоящее время эта работа принадлежит нью-йоркскому Музею Метрополитен, и в составе выставки произведений этой коллекции ее можно было увидеть в Москве и Ленинграде в 1975 году. От окончательного произведения картину отличают меньший размер и меньшее количество фигур. Более всего запомнился от встречи с этой работой ее яркий, полыхающий колорит. Она была воплощением импрессионистической выразительности и напряженного, экзальтированного переживания. Ощущение непосредственного и очень чувственного восприятия художника, стремление раскрыться в своем произведении и вызвать у зрителя эмоциональный отклик — таковы сильные стороны эскиза к картине «Гранд-Жатт», хранящейся в Чикаго, доступной для обозрения лишь тем, кому посчастливилось там побывать.
«Построение света, тени и силуэта в чикагской картине гораздо систематичнее, дивизионистский мазок упорядочен, пейзаж; глубже и яснее построен, а композиция в целом строго статична. Короче говоря, данная картина более непосредственна и интимна, в то время как чикагское полотно более импозантно, в нем есть нечто от величественной фрески» (100 картин из Музея Метрополитен. Каталог выставки. М., 1975, с. 201.).
* * *
Большая «Гранд-Жатт», ныне хранящаяся в Чикаго, произвела сенсацию и стала восприниматься как программное произведение неоимпрессионизма. Но творческое развитие Сёра продолжалось дальше. Его интересует уже не только воздействие определенных оптических сочетаний на сетчатку глаза, но и эмоциональный характер разнонаправленных линий и движений.
Он обращается к трудам известных ученых, в частности к «Эссе об абсолютных знаках в искусстве» (1827—1832) Юмбера де Сюпервиля, который связывал направленность разных линий с выражением эмоционального состояния. Он познакомился с изданным в 1885 году «Введением в научную эстетику» Шарля Анри, где излагалась его теория «геометрического изображения экспрессии», утверждалось, что линии, идущие слева направо, снизу вверх, из глубины наружу, воспринимаются как радостные, стимулирующие, а идущие справа налево, сверху вниз, в глубину — как тревожные, депрессирующие. Красно-желтые цвета возбуждают, зелено-фиолетовые угнетают. Анри считал, что человек «обладает врожденным математическим чувством», что существуют незыблемые законы гармонии.
Весь обширный круг интересов и трудов Анри представляет собой утопическую попытку создать универсальную систему мировосприятия, элементы фантазии у него сплетаются с чертами гениальных прозрений. Так лее как Сёра ощущал кризис академической живописной системы, так Анри чувствовал недостаточность прежней картины представлений о мире и человеке. В их сближении, в перекличке их эстетических идей можно уловить зарождающуюся прелюдию нового художественного мира, новой модели взаимоотношений между искусством и человеком — того, что суждено было привнести в историю нашему столетию.
Однако в конце 1880-х годов все эти новаторские искания излагались языком старых понятий, старых способов выражения, обретали призрачные черты извечной мечты о «золотом веке», окрашивались то иронией, то печалью в духе настроений «конца века», выразившихся в искусстве «ар нуво» или стиля модерн, как по-разному называли в разных странах новое течение рубежа столетий.
Следующее после «Гранд-Жатт» большое произведение Сёра «Натурщицы» (1886—1888) было попыткой продолжить эксперимент: фрагмент картины «Гранд-Жатт», изображенный в «Натурщицах» на стене слева, напоминает о преемственности. Разбросанные на первом плане в кажущемся беспорядке предметы туалета, зонтики представляют собой строгую гармонию локальных цветов и порой, как бы следуя «псевдонаучной фантазии» (Фенеон), объединяются согласно схеме «хроматического круга», выработанного Ш. Анри.
Позы моделей заранее заданы, в них нет естественности. Если увлеченный неоимпрессионизмом Камиль Писсарро в 1887 году, наблюдая Сёра за работой над «Натурщицами», писал, что картина «чудесна по гармонии», то спустя годы Синьяк признавал, что «мазки очень мелкие и придают какой-то механический вид этой прекрасной живописи. Гладкая поверхность... выглядит неприятно, и такой прием (маленькие пятнышки цвета) кажется ненужным, вредным, потому что все приобретает серую тональность» (Сб. «Жорж Сёра...», с. 119.). Сёра в 1888 году написал второй, сильно уменьшенный вариант «Натурщиц», который, так же как эскиз «Гранд-Жатт», более живописен и более одушевлен, нежели само полотно.
В картине «Пудрящаяся женщина» (1888—1889) Сёра написал портрет своей возлюбленной — Мадлен Кноблох. Эта «немыслимая женщина в гротесковом дезабилье 80-х годов» (Роджер Фрай) представлена в плане той же отрешенности и созерцательности, как и персонажи других его картин. Влияние распространенного в те годы «японизма», вероятно, сказалось в изображении туалета Мадлен.
Еще не закончив работу над «Натурщицами», Сёра приступает к другой большой картине — «Парад» (1888). Застылость и неподвижность ее персонажей вступают в противоречие с сюжетом — представлением балаганных зазывал, парадом комедиантов. На нижнем плане картины — публика, вернее, лишь ряд голов. Монотонность композиционного ритма придает сцене меланхолический характер, как будто под строгим взглядом художника обнажается суть вульгарного и дешевого веселья. Сама тема парада комедиантов может быть истолкована метафорически, как в сатирическом-стихотворении Артюра Рембо «Балаганное представление», опубликованном в журнале «Вог» в 1886 году.
Исследователи считают источником композиции «Парада» фреску в Ареццо «Нахождение и испытание креста», выполненную Пьеро делла Франческой. Принцип чередования фигур, изображенных в профиль и в фас у Сёра, очень напоминает делла Франческу. Последнего среди художников кватроченто отличало стремление к пространственной упорядоченности композиций, ясности и логичности построения. Влияние его не ограничивается одним Сёра. Перед мастером кватроченто преклонялся Пюви де Шаванн. Копии с фресок итальянского живописца были заказаны известным историком искусства Ш. Бланом для музея в Париже. Друг Сёра Э. Мюнц, посвятивший ряд работ Пьеро делла Франческе, называл итальянского мастера одновременно импрессионистом и математиком.
Но несмотря на тягу к Ренессансу, дальнейшее развитие живописи требовало новых форм, и источником вдохновения для Сёра были не фотографии старинных фресок, а современные афиши.
С декабря 1889 по март 1890 года в Париже проходит выставка Жюля Шере, которого по праву можно считать родоначальником искусства афиши в современном понимании этого слова.
Творчество Шере привлекало к себе внимание многих художников и знатоков искусства, его мастерскую посещали Эдмон де Гонкур и Роден. Стиль Шере, без которого невозможно представить себе острый и пряный аромат парижской жизни конца XIX века, воплощал многие характерные черты «ар нуво» и был близок к определенным историческим образцам: Шере ценил мастера сложных фигурных ракурсов Тьеполо и утонченную чувственность грациозных персонажей французских художников рококо. Но изысканные старинные манеры Шере доводил до гротесковости и карикатурности, пародируя претензии нуворишей и торговцев, которые рекламировали свое мыло, масло, средства от кашля, пытаясь заставить публику поклоняться товарным фетишам вместо прежних ценностей.
В 80—90-е годы художники Теофиль Стейнлен, Вийетт и другие, группировавшиеся в артистический кружок на Монмартре, центром которого был известный актер Аристид Брюан, восприняли сленг и манеры низших слоев Парижа как своего рода стиль диссидентствующей богемы, и нарочитая пародийность их искусства была частью их социально-эстетического самоутверждения. В контексте этих модных поветрий, рождавшихся в результате серьезных культурных сдвигов в жизни общества, следует рассматривать и последние большие произведения Жоржа Сёра.
Анализу этих работ, именно в соотношении их со стилистикой Шере, посвящены несколько статей известного исследователя искусства XIX столетия Р. Л. Херберта, но тема остается неисчерпанной: в проводившейся в 1990 году в Музее современного искусства в Нью-Йорке большой экспозиции, посвященной взаимодействию высокого искусства и различных видов изобразительной поп-культуры (комиксы, карикатуры, реклама), вновь большое внимание было уделено месту Жоржа Сёра в нарождавшемся в его эпоху крупном художественном процессе, в котором сближались разные слои, «верхи» и «низы» изобразительной культуры. В русле этого процесса стало возможно развитие таких течений, как дадаизм 1920-х годов, поп-арт 1960-х годов, наш доморощенный «соц-арт» 1980-х. Поэтому именно последние произведения Сёра сейчас больше всего интересуют художников и теоретиков современного искусства.
Характерная для рекламы повторность изображения одной и той нее фигуры проявляется в картине Сёра «Канкан» (1890). Художника вдохновило выступление с акробатическим танцем четверки артистов — Гузарди, Коксине, Л'Артийер и Блондина. Но он отбросил индивидуальность танцовщиков. Все четверо объединены механическим, однообразным движением. В нижней части картины — один самодовольный зритель и оркестранты. Композиция напоминает афишу Шере для выступления танцовщиков Жирар в Фоли-Бержер (1877). Поскольку Сёра ориентируется уже на печатный образец, он не делает такого количества рисунков с натуры, как прежде.
Так же как «Парад» и «Канкан», к миру зрелищ и представлений по своему сюжету относится и последняя, незаконченная картина Сёра — «Цирк» (1890—1891). Но если в первых двух дана точка зрения из зала на сцену, то в последней акробаты и публика показаны глазами того, кто выступает на арене, — клоуна, который изображен со спины на первом плане картины. Его фигура заимствована из афиши Шере «Братья Леопольд» (1877). Буквальное копирование будто вводит знакомого по известной афише клоуна в сценарий произведения: циркач открывает занавес, чтобы заставить публику взглянуть на самое себя.
Эта тема цирка как отражения мира и мира как странного цирка, открывающаяся в картине Сёра, находит продолжение у многих мастеров искусства XX века: вспомним персонажей фильмов Федерико Феллини и его же кинокартину «Цирк», вспомним наш сентиментально-нравоучительный «Цирк» с Любовью Орловой или сквозной образ цирковой афиши в одном из известных рассказов В. Набокова «Весна в Фиальте», где героев на улицах маленького городка буквально преследует реклама бродячей труппы, расклеенная повсюду, «все те же слоны, расставя чудовищно-младенческие колени, сидели на тумбищах, в эфирных пачках наездница (уже с подрисованными усами) отдыхала на толстом коне; и клоун с томатовым носом шел по канату, держа зонтик, изукрашенный все теми же звездами — смутное воспоминание о небесной родине циркачей».
Горькое и ироническое повествование об окружающем мире в последних произведениях Сёра заменило утопически-идеализированную систему современного общества, воплощенную в более ранних полотнах — «Купание» и «Гранд-Жатт». Но лирический настрой художника нашел выход в его пейзажах, когда в одиночестве, покинув шумный и равнодушный к нему Париж, он отправлялся на берег моря и писал его по-своему: пуантилистическим мазком, со строгой геометрической выверенностью линий, но чувствами своими далеко превосходил собственный ритуал «научной живописи», и оттого в его безветренных пейзажах с сонными волнами и скупыми очертаниями побережья будто выбрирует и испаряется с поверхности холста влажный воздух, напоенный солью моря и свежим дыханием нового искусства.
К. Богемская.
1 - 2 - 3
 Канал в Гравелине, вечер (Жорж Сёра) |  Пор-ан-Бессен, воскресенье (Жож Сёра) |  Пудрящаяся женщина (Портрет Мадлен Кноблох) (Ж. Сера 1888-1890 гг.) |